Соты. Попасть в сказку могут всякие, Угодить – многие, А вот вляпаться – единицы! - Алёна Подливаева

Пока я старалась, уже окончательно рассвело и желудок напомнил, что неплохо бы подкрепиться. Идти обратно в село не было ни сил, ни желания, так что, решив проверить благосклонность госпожи Фортуны (ха-ха!), я полезла рыскать по всем погребам и возможным заначкам. Парадоксально, но в этот раз повезло: удалось раздобыть целый мешок картошки (правда, слегка проросшей и неаппетитно заляпанной грунтом). Кроме того, мне достались несколько крупных банок с крупой, предусмотрительно спрятанных бабулей в двадцатилитровый бидон (чтобы и плесень не завелась, и мыши остались голодными). О существовании мышей даже думать было страшно. Оставалось лишь уповать на то, что от тоски или голода они сбежали.

Остаток дня был потрачен на растопку печи, уборку и приготовление каши. В комнате становилось все теплее и уютнее, и к вечеру я смогла снять куртку и сменить кроссовки на тапочки. Каша, на удивление, почти не сгорела. Я вытащила ее из печки вслед за сковородой с картошкой. Естественно, моя светлость прижгла себе пару пальцев о чугунок, но это была «малая кровь»: устанавливать баллоны с газом я побоялась. Взлет в воздух вместе со всем деревянным никак не входил в мои планы.

Наскоро умывшись и ополоснув руки ледяной водой, я уселась у печки. День заканчивался, и было даже непонятно, как я умудрилась потратить столько времени на казавшиеся простыми дела. За окном бушевал ветер, нагоняя тучи и заслоняя вышедшую на пост затуманенную луну, а в печке приятно потрескивали поленья, наполняя комнату запахами старого дерева. Успокоившись и устроившись в огромном кресле-качалке перед огнем, я стала вслушиваться в тихую музыку наступившего вечера. На душе стало спокойно, как никогда за последние месяцы. Привычка засыпать и просыпаться под шум проспекта может заставить забыть о том, что бывают такие умиротворенные ночи…

Я решила продлить удовольствие и полезла в рюкзак за журналом, но наткнулась на что-то жесткое. К своему удивлению, я вытащила на свет книгу давешнего знакомого, который так рьяно втюхивал мне литературу для поисков себя и всего остального. Вот настырный! Пролистав несколько глав и убедившись, что это действительно бред сумасшедшего, я отложила книгу на приступ печки, чтобы разжечь в следующий раз огонь. Совесть молчала, хотя о подобном кощунстве я помышляла впервые.

Читать было абсолютно нечего. Пришлось забираться на печку, где были разбросаны старые газеты и фолианты, за нечитабельностью отправленные в ссылку. Классика перемешалась с потертыми детективами в тонких обложках, тут же валялись и детские сказки, которыми убаюкивали меня и остальную родню из поколения в поколение. Теперь же они смотрели с немым укором, растрепанные и пожелтевшие от небрежного детского обращения и собственной старости.

Я увлеклась одной из картинок из сказок Андерсена, оперлась о хлипкую стопку и сдвинула ее в сторону. Одна из книг вылетела из общей груды и шлепнулась на пол. Беглянкой оказалась моя давняя знакомая – потертая брошюра, сшитая вручную. Когда-то я вытащила ее из газет и хвороста, приготовленных для растопки бани. Давно не виделись. По краям книжка была обожжена, но страницы еще силились держаться друг друга. Тогда мне было лет шесть, и я подумала, что, наверное, это очень древняя книга, по которой можно понять то, что происходило множество лет назад. Но, так и не сумев докопаться до сути, мы с подругами закинули ее подальше: все равно ничего не понять. Может, теперь?

Каждая страница была заполнена списком слов, идущих по алфавиту, но не связанных между собой по смыслу. Иногда алфавитный строй нарушался, и после слова на букву «о» шло, например, слово на «я». Некоторые из сочетаний я понимала, другие же представляли из себя что-то вроде прозвищ и названий неизвестных предметов. Разберусь-ка на досуге, зачем и для кого ее написали, а пока вернусь к сказкам.

Разгребание хлама убаюкало, и с печи я спустилась, когда стрелки часов уже давно перешли за двенадцать. Поленья совсем прогорели, но хотелось еще немного отдохнуть, всматриваясь в огонь. Это здорово успокаивало, отвлекая от мыслей о работе в архитектурной фирме, куда мне предстояло вернуться через два дня. Насущные проблемы и тревоги отступали, на душе светлело.

Наконец я осознала, что уже сутки не спала. Взяв в руки книгу из привокзального кафе, я закинула ее подальше в печку: пусть поможет разгореться новой партии поленьев. Деревяшки весело затрещали. «Нужно дождаться, пока все прогорит, и уже тогда ложиться спать», – пронеслось в голове. Я откинулась на спинку кресла, положила на колени обгоревший томик и принялась перелистывать его снова и снова. Мысли отказывались слушаться, и уже было сложно разобрать строки. Суть вновь и вновь ускользала от затуманенного рассудка. И когда в очередной раз показалось, что разгадать загадку древнего текста не удастся, по неведомому импульсу я поднялась и медленно, будто нехотя, положила книгу на самый край, где полыхали язычки и трещало обсохшее дерево. «Я сегодня вандалка какая-то», – вновь раздался в голове далекий голос рассудка.

Книга лежала достаточно далеко от огня, чтобы отдаться пламени в первые секунды. Было до жути любопытно, доберутся ли искры до обгорелой бумаги или к утру я проснусь и вытащу томик, так и не удосужившийся обратиться в пепел. Вдруг в печи что-то щелкнуло, хрустнуло, и одно из поленьев развалилось на три неравные части. Вспыхнул сноп искр. Одна, самая ретивая, достигла края печи и упала на уголок фолианта. Сухая бумага взялась, и маленькая красная точка превратилась в светлые язычки, тут же охватившие новую пищу и принявшиеся жечь ее в рыжих объятиях.

С интересом отчаянного биолога, решившего проследить превращение гусеницы в бабочку, я зачарованно таращилась на огонь. Книга истлела, и тогда я увидела, что пламя слишком близко подобралось к краю печки из-за развалившегося деревянного «колодца». Да, не умею я нормально топить, что поделаешь! Да и делаю это, честно говоря, впервые.

Кочерга помогла протолкнуть угли внутрь, чтобы они не дымили и, не дай бог, не выскочили в комнату. Получилось паршиво: одна искра все же вылетела, больно обжегши руку. Разозлившись на саму себя, что прошляпила прогар и засмотрелась на томик, я прикрыла заслонкой огонь и пошла обрабатывать ожог остатками просроченных мазей. По счастью, они все еще валялись на полке после прошлого прибытия в Веточки.

Горемычная конечность была замотана марлей, в голову пришла мысль, что засиживаться до рассвета будет глупо, неплохо бы наконец и поспать. В комнате стало абсолютно ничего не видно. Печка давала ровное и убаюкивающее тепло, а разложенные на полатях одеяла просохли и были готовы принять меня в теплые объятья. Закутавшись по самый подбородок и предусмотрительно замотав голову, я отпустила мысли в свободный полет.

Удивительный деревенский отпуск начался, и самое правильное решение сейчас – выспаться на год вперед. Вокруг стояла тишина, которую изредка прерывали лишь редкие тявканья пары оставшихся в вымершей деревне собак. Думать и о чем не хотелось, впечатлений было достаточно, и уже через пару коротких минут я провалилась в тягучий обволакивающий сон.

Глава 2

Забудьте о невыверенных предложениях и двояких смыслах. Выкиньте записи на клочках бумаги. Будьте ответственны за каждое выведенное слово. Ведь одна необдуманная фраза – и ваш рассказ может закончиться, не начавшись

Заметки Жизнеписателя

– Здравствуй! – сидя на полированном письменном столе, мальчуган вертел в руках длинное перышко и с интересом меня рассматривал. – Как тебе тут, нравится? – он сладко потянулся, спрыгнул и внезапно зашелся переливчатым смехом.

Я стояла в центре большого строения, границы которого исчезали в полупрозрачном тумане. По всей видимости, я спала. Еще с детского возраста меня посещали сновидения, в которых сознание безошибочно разгадывало, что творилось с его хозяйкой. Тогда мне разрешалось делать все, что заблагорассудится. Это были самые чудесные сны, в которых можно было перевернуть все с ног на голову. Черно-белых снов не было с рождения, вот и сейчас окружение пестрило яркими красками.

За распахнутыми настежь окнами зеленели деревья. Изрядно запрокинув голову, можно было рассмотреть расчерченный прописными буквами потолок. Мебель, за исключением письменного стола, отсутствовала.

Мальчишка рассматривал меня, и не думая отводить взгляд. Хотя чего еще я могу ждать от своего больного сознания? Хорошо хоть розовых бегемотов в пачках и ажурных жабо не наблюдалось!

Парнишка выглядел слегка необычно: темнокожий, лицо обрамлено черными вьющимися волосами, просторная светлая рубашка с подвернутыми до локтей рукавами, короткие штаны подобраны явно не по росту, оголяя щиколотки и являя миру носки в горошек. Довершали образ массивные ботинки на шнуровке, весело шлепающие при каждом шаге и вызывающие гулкие отзвуки в зале.